header
Владислав Угольный
Романс гибридной пехоты
Сериал "Ополченский романс" впервые относительно честно говорит о столь модной ранее "гибридной войне". Главным персонажем служат неучтённые войска, без которых России воевать было бы тяжелее.

Гибридная пехота на экране и в жизни, контекст создания двух донбасских корпусов в нашем эссе.
Этот текст можно расценивать в качестве рецензии на сериал «Ополченский романс», однако в нём мы поговорим о Русской Весне и нюансах функционирования двух армейских корпусов восьмой общевойсковой армии в тот период, когда про их подчинение этой самой армии говорить было нельзя. Тема невероятно болезненная, поэтому призываем воспринимать этот текст нейтрально: логичная государственная политика иногда бывает болезненной, но это не обвинение государственной политики. Никто, кроме нас. Да и иных вариантов не было.
Для начала необходимо подчеркнуть, что в «Ополченском романсе» имеется четыре персонажа-комбатанта родом из России: главный герой «Комбат», «Чечен», «Журналист» и безымянный убежавший в Россию казачий атаман. Также неместным является главный антиморальный персонаж, пришедший к успеху на руссковесеннем распиле политик родом из Харькова. Остальные пророссийские персонажи — «местные», донбасские. Это важный момент для понимания сериала.

Либеральная критика заявляет о слабости сериала как жанрового произведения, указывая на его чрезмерную пейзажность и доминирование образа Фронтира что над персонажами, что над сюжетом. С первого взгляда, действительно, произведение является спайкой бесчисленного множества фронтовых баек, передающих сюрреализм прошлого сезона войны. Кажется, что единственное объединяющее их — не глупый персонаж Суворова, а антураж и контекст, тот самый Фронтир, который становится единственным субъектом сюжета: судьбы всех остальных персонажей подчинены ему, все остальные персонажи не имеют свободы воли, кроме как свободы решать оставаться ли им на Фронтире, или покинуть его.

Это второй важный момент: персонажи, представляющие Россию, имеют возможность покинуть Фронтир и вернуться домой, к тем же семьям, или даже на предоставляемую им в рамках сюжета работу в ГУ ГШ. Донбассовцы данной возможности лишены, т. к. Фронтир занял их дом. Отсутствие дома вне этого Фронтира — основное отличие «местных» от иных. Недаром позывной Скрип в самом-самом конце (а вы понимаете, что такое самый конец во время войны) спрашивает Комбата, что тот вообще забыл на Донбассе.

В этом кроется основной конфликт «местных», воюющих за простое понятие «Дом», и иных — россиян и выходцев с иных областей Украины — которые имеют более сложную мотивацию: либо желание вернуть пропавший «Дом» (если мы про харьковчан там или одесситов), либо идеологические мотивы (из-за личности продюсера это показано как ресентимент по распаду СССР, но в реальности этим не ограничивалось: мы помним и нацболов, и либертарианцев, и русских националистов различного спектра).

События Русской Весны и войны на Донбассе вообще имеют слишком много спектров и оптик для рассмотрения. Для кого-то ценен именно Донбасс; для кого-то антифашисткое сопротивление; для кого-то — восемь областей Новороссии и возможность возложить поминальные цветы на Куликовом Поле (автор принадлежит именно к этой группе); для других — УССР; для остальных — вообще бунт как олицетворение пассионарности, романтизация Фронтира. Ещё есть люди, воспринимающие происходящее именно с точки зрения Российской Федерации. И так далее, и так далее.

Захар Прилепин, бывавший на Донбассе именно в момент триумфа донбасской оптики (напоминаю, на Аллее Ангелов с памятника посвященного погибшим детям Донбасса убрали детей, убитых ВСУ в Славянске (девочка Полина была первой), Константиновке и иных контролируемых на тот момент Украиной городов Донбасса) был дружен с правителем ДНР Александром Захарченко и его приближёнными. Разумеется, он как писатель впитал именно их видение конфликта. Это не что-то плохое — хорошо, что хоть не бывшего СБУшника Ходаковского. И на том спасибо.

Именно поэтому, отсылкой, видимо, или на Долгова, или на Жилина, главной мразью и "крысой" является образованный харьковчанин (на Донбассе до 2014 года было хорошее техническое и управленческое образование, но за гуманитарным люди бежали в Харьков, Киев или даже Львов), ставший в итоге политиком, т. е. предателем этого чрезмерно маскулинного Фронтира. За что он и будет казнён. Если в чисто российском «Донбасс.Окраина» фраза бойца ВСУ «вообще-то я из Харькова» всё меняла, показывая, что он не идейный "нацик", а жертва гражданской войны, то в «Ополченском романсе» идею Новороссии, что харьковчане и одесситы в целом такие же как донбассовцы, но у них просто не было захватившего город Стрелкова, топчат ногами. Буквально, главная мразь в сюжете — тот самый пресловутый русский Украины, харьковчанин. И это не уравновешивается даже упоминанием добровольцев с тех краев — которые были, и история их помнит. «Один позывной на всех, один позывной — Одесса».

Это крайне донбассоцентричное произведение. Отсюда и критика российского государства как предательского, далёкого, манипулирующего и так далее. Странно, конечно, что снято это было за государственные деньги, но да ладно. Надеюсь, вот здесь становится понятно, что это именно донбасское произведение, не новороссийское (более того, враждебное идее Новороссии) и не российское. Донбасское.

Именно поэтому события Русской Весны и Русского Лета в сериале практически отсутствуют: их низвели до столь любимого на Донбассе протеста против «неместных», недаром главой мусарни представляется киевлянин, прикрывающий боевые группы украинских националистов. «Донбасс никто не ставил на колени» плюс ресентимент по распавшемуся СССР. В кадре, конечно, показали разные флаги, однако идеологической мотивации, кроме этого самого «Донбасс никто не ставил на колени», не показывают. Сюжет желает скакнуть в то пространство, где украинцы расхуярили из артиллерии Донбасс и озлобили «местных», вынуждая их мстить за свой «Дом» и родных. Собственно, «Журналист» в итоге и идёт в ополчение, чтобы отомстить за… не друзей, наверное, а за тех, кто умер за него. И на фоне всего этого бывшие дети, поколение потерявших, которые идут в ополчение продолжать дело прошлого поколения, и приходят героям на смену.

Это и открывает истину сюжетного сердца этого сериала. На самом деле он не про Фронтир: про пространство возможностей, становления, свободы и прочего в сериале на самом-то деле ничего. Донбасс — это некрополь. С нашими мёртвыми. И в конце сериала почти все и умирают.

Фронтир в этом сериале постмодернистичен. Он прорастает исключительно из персонажа Скрипа, которого играет Ринат Есеналиев — действительно воевавший ополч, знакомый с Прилепиным, один из прототипов персонажей книги и сериала. Вот сам факт, что он стреляет вертолёты и режет хохла ножом в кадре — это, да, Фронтир. Человек повоевал, сформировался на войне и окружающем её пространстве, вырос и теперь — культурный деятель, который воспевает в том числе живых и мёртвых пацанов, которые с ним были в начале. Он выжил. Вот этот автобиографический палимпсест — да, действительно, спасение от хтони «они все умерли». Но, к сожалению, бэкграунд актёра знает малая часть зрителей. Вот это вот — Фронтир как место возможностей: из прототипов в актёры. Всё же не только некрополь, а что-то иное, о чём ещё сложат стихи, напишут книги и снимут сериалы.

Как Фронтир на экране возможен, когда идеологии и мотивации в фильме фактически нет, а сюжет вертится вокруг абсолютного бреда про НАТОвцев и биологическое оружие? Сюжет здесь действительно вторичен, это просто совокупность баек, обиды на не видящих происходящее россиян, на российское государство, которое задерживает гуманитарную помощь для больниц и так далее.

Но если Фронтира нет, то кто главный герой этого сериала? Неужели действительно «Комбат»? Нет.

Главный герой этого сериала — будущий первый армейский корпус, он же наша героическая 51 общевойсковая армия Южного Военного Округа. Соль и кость современного Донбасса. Главная его гордость.
Донбассовцы ничего не знают о Чеченских войнах. А зря. То, что с ними произошло, с одной точки зрения, точки зрения военного строительства, обусловленно именно Афганом и Чеченскими. Здесь мы временно переместимся в 2022 год, чтобы показать, что именно Россия получила благодаря спасению Донбасса от украинских радикалов. Потом вернёмся к нашему святому ополчению.

«Нехватка живой силы и техники для выставления бригад и дивизий в полном составе во время Первой и Второй Чеченских войн привели к формированию временных батальонных тактических групп», — из истории инструмента ведения войны, треснувшего и чуть не убившего нас осколками под Киевом, Николаевом и Балаклеей.

Так легко рассуждать о необходимости дивизионной структуры армии, грозящей броском по Фульдскому коридору, когда на тебе джинсы, а в их кармане — красный мальборо. У старшего поколения дивизии были, но хотелось им джинс. А можно ли иметь и то, и другое?

Армия к девяностым годам прошлого века разложилась. Третьей мировой так и не случилось, войска вывели практически отовсюду, а технику оставили ржаветь на хранении. Из армии бежали. Николаевские десантники, например, бежали присягать украинской армии, а затем бежали из неё. Их российским коллегам было проще на одно звено этой цепи.

В итоге в Чечне приходилось применять срочников и воевать сводными подразделениями. Это никому не понравилось. И постепенно, но недостаточно богатеющая Россия на основе своего опыта и мировых трендов сначала попыталась развернуть бригады постоянной готовности, а потом остановилась на батальонно-тактических группах.
Про Фульдский коридор все забыли, а про Сувалкский говорили только маргинальные милитаристы — некоторые из них потом умрут в ополчении, защищая коридор между Луганском и российской границей. В таком мире, где война — это разгон подготовленных вражеской разведкой инсургентов, идеи малых манёвренных подразделений с высокой огневой мощью выглядели привлекательно. Буквально около 800 человек с бронетехникой, танками, артиллерией и прочим обеспечением — нам сейчас в 2025 году к такой укомплектованности батальонов средствами усиления идти и идти.

Все так делали: жрали в макдаке, смотрели MTV и громили малыми хорошо вооружёнными манёвренными подразделениями арабов да грузин. У всего этого действительно были хорошие стороны, и то время можно с нежностью вспоминать, оно было не самым плохим. Но оно кончилось и его не вернуть назад.

Оказалось, что если противник имеет средства для ведения общевойскового боя, устойчивые подразделения и волю к ведению войны, то все эти малые подразделения упираются в сверхмалую численность своих линейных подразделений. Пехота умирает, получает ранения, дезертирует, попадает в плен, и в какой-то момент подразделение становится небоеспособным, хотя у него ещё остаётся в строю много артиллерии, ПВО, РЭБа и прочих хороших вещей, которые, однако, сами по себе города не берут.

Батальонно-тактические группы медленно стачиваются, теряя эффективность, а оперативно-стратегические задачи проваливаются. И перед нашей армией предстаёт огромное пространство, которое изначально планировалось брать быстрым маршем, а теперь это тысяча километров фронта. И уставной численности войск на её оборону у нас нет.

И тут на помощь приходит гибридная пехота. Романтично её третью итерацию, Шторм Z, я назвал «небесный штрафбат» — люди, у которых не было иного выбора. Первой из волн были донбасские корпуса, включая донбасских мобиков. Часть из них просто взяли на улицах или по разнарядке с производств, без подготовки, без бронежилетов, в стальных касках и порой без автоматического оружия. И с прадедушкиными мосинками отправили в бой в составе неслаженных подразделений, подчас без командования и средств связи.
Кто-то из этих мобилизованных насыщал собой фронт под Харьковом, Запорожьем и Херсоном. Кто-то штурмовал Мариуполь, Попасную и Северодонецк. Каждый из этих городов, разумеется, брали всем известные медийно значимые подразделения — и так это запомнит история. История не запомнит мобиков и как руководство растоптало их трагедию, а беды нормализовало журналистское сообщество.

Впрочем, даже кадровым подразделениям армии двух республик на подготовку давали только несколько дней после начала войны.
Бригады полной готовности народной милиции республик Донбасса обязаны были насытить российские БТГшки, компенсировав недостаток линейной пехоты своей оболочки. Москва — Третий Рим, а у Рима всегда есть свои союзные контингенты, набранные из тех, кто мог бы воевать против Империи, но по ряду причин предпочёл воевать за Империю. Донбасс не мог не воевать, и виновата в этом не только Российская Федерация.

Свою неспособность не воевать Донбасс оплачивал держащими оружие мужчинами. Они приняли на себя часть удара, своей жертвой размазывая потери у кадровых подразделений, а также сковывая значительную украинскую группировку на своём фронте. А потом они закончились. Примерно в этот момент пришлось объявлять мобилизацию уже в самой России, а также насыщать вторую волну гибридной пехоты — вагнеров, а затем в ход пошла и третья — Шторм Z.

Итак, вывод из этого броска в 2022 год: армия — не нечто абстрактное, а государственный институт со своими сдержками, противовесами, ресурсами, интересами и так далее. Российская армия образца 2022 года имела ряд плюсов (выучка 45 бригады, например), но она была слишком малочисленной — и исправить это упущение в государственном пространстве было слишком тяжело. И здесь частичной компенсацией этой проблемы послужил Фронтир — Донбасс, где можно было развернуть два полнокровных армейских корпуса, подотчётных не гражданским ведомствам России, а лишь силовикам и верховному руководству.

Россия очень многое дала Донбассу. Донбасс в ответ дал России два армейских корпуса.

Вернёмся к «Ополченскому романсу», чтобы посмотреть, как происходило формирование этой благодарности за спасение летом 2014 года.

Во-первых, концепция обороны «Дома» позволила получить мотивированных, причём не материально, солдат, которые сами были готовы предлагать свою службу. Повторюсь — не по материальным соображениям, что делало дополнительную (неучтённую) пехоту более дешёвой в финансовом отношении, чем российская. Необходимо было поддерживать определённый уровень выплат — весомых по местным меркам, однако часть этих выплат уходила «на войну», гуманитарщиков тогда было меньше — да снабжать обмундированием, техникой и прочими расходниками.

Во-вторых, эти войска были обстреляны куда лучше большинства российских частей и имели опыт войны на потенциальном (наиболее вероятном) театре военных действий. Как минимум, они были точно более готовыми с моральной точки зрения выполнять главную задачу солдата — убивать вражеских солдат.

В-третьих, из ветеранов 2014-2015 и последующих годов можно было вербовать наёмников для участия в конфликтах на Ближнем Востоке, Африке и где ещё придётся. Недаром первые этапы истории «Вагнера» во многом связаны именно с Донбассом, как и истории многих бойцов «Вагнера». Это, впрочем, удел малой части, т. к. переход в ЧВК подразумевал отказ от обороны «Дома». А это — главное.

Ну вот поймите: ВС РФ была недостаточно сильной, чтобы победить Украину, в том числе из-за недостатка личного состава. А личного состава не хватало как по экономическим причинам (но пошли бы мы в году 2019-м на резкое увеличение выплат до рыночных показателей?), так и по мотивационным. Мотивация «по моему Воронежу стреляют беспилотниками» или «мой кореш Сашка погиб на войне, почему я в тылу отсиживаюсь?» пришла только в 2022-м — и тогда народ пошёл спасать Россию. Два донбасских корпуса имели эту мотивацию задолго до этого, и они составили как минимум дополнительную одна пятая всей первоначальной группировки.

Озвучу неприятный момент: эта часть группировки была ещё и не подотчётна никому, кроме военных. Никаких жалоб губернаторам, никаких пикетов — ничего. Чистая военная машина: со своими плюсами с точки зрения армейского строительства, но и с весомыми минусами — Господи, упаси нас от повторения штурма Мариуполя людьми без броников и с мосинками.

Это и видно в «Ополченском романсе». Его персонажи, тот же «Скрип» или «Лютик», защищают то, что называют своим «Домом». И за поддержку России — в виде тех самых пятнадцати тысяч рублей в месяц, оружия и гарантий снабжения своим семьям и землякам — платят готовностью воевать за Россию по её зову. И они сами к этому готовы, т. к. эта война подразумевает спасение их «Дома». В итоге ВС РФ получают два боеспособных корпуса. Это действительно много. И для России это очень дешёво.

Здесь мы натыкаемся на проблему ситуации. Она хорошо выражается в сериале разговором «Комбата» с женой и в предсмертным вопросом «Скрипа». Воевать за Россию, когда сама Россия не воюет, могли либо «местные» — с ними понятно, это их «Дом», — либо идеалисты. Зацикленные на «Доме» донбассовцы плохо понимали идеалистов, в том числе считая, что те сбегут т. к. их земля не держит. Это в сериале показано. Российские добровольцы, впрочем, тоже плохо понимали «местных», закономерно считая, что большинство из них воевать за пределами «Дома», т. е. Донбасса или даже раздельно ДНР и ЛНР, или даже в 20 километрах от своего дома, не будут. Такое восприятие существовало, оно записано в своё время многими, оно — часть межвоенного дискурса. Его в сериале нет, так как сериал донбассоцентричен. Да и в итоге эта претензия не оправдалась.

Ведь привязанность к земле действительно существовала. Континентальная Россия воспринималась (и воспринимается до сих пор) как нечто своё, но далёкое — отсюда и сцены с блокированием гуманитарных караванов. Люди однажды поверили тому, что говорилось по российскому телевидению, хапнули горя (и телевизор здесь не главный виновник, да и сами люди не святые), и теперь к «московским студиям» относятся скептически. Как и к людям, которые приезжают с этой «Большой Земли», ничего не понимая в местных реалиях, но делая выводы и давая приказы. Тут показательна арка с контрабандистом — «местные» знали, кого использовать в качестве посредника для торговли оружием, такого же «местного».

И действительно, в те времена окончательно стать своим могла лишь смерть, как говорила жена «Комбата». Живой герой всегда может взять и кинуть этот безнадёжный край, уехав подальше. В сериале это показано через приглашение «Комбата» в ГУ ГШ. И только мёртвый, упавший на донбасскую землю, будет окончательно принят за своего.
Ведь какой ещё дурак будет сам подписываться под то, под что люди подписались чисто для защиты своего «Дома». Понимая, что им уготовлена судьба «держаться», покуда ВС РФ «сделает всю работу». Такова же была доктрина у двух донбасских корпусов до СВО.

Этот момент прекрасно передан в сериале. В принципе, на вопросе «Скрипа» про цель приезда можно было пускать титры. Сериал культурологически честен: такие вопросы действительно были, возможно, даже умирающим и от умирающих.

Вторая проблема показана в диалоге в Аквариуме: там ссылкой на какую-то фантастику ставится в упрёк, что вместо граждан России в войне умирают жители Донбасса, которые при всём сочувствии России, умирают за её интересы в одиночку.

Здесь сюжетная дыра: всё это происходит на рубеже 2014-15 годов, после участия ВС РФ в августовском разгроме хохла. Но, в целом, «Северный ветер» действительно был дозированной силой, поэтому спишем это на художественный вымысел и цензуру.

С точки зрения государства ответ на эту претензию прост: вы сами выбрали умирать за Россию, никто вас (кроме убивающих вас хохлов) к этому не принуждал. Россия пришла к нуждающимся, заплатила некой защитой и оружием, и использовала их взамен.

С человеческой точки зрения всё сложнее. Люди умирали — по разному, но иногда с улыбкой посвященной Родине — а смерть слишком мощная сущность, чтобы её игнорировать. И эти люди искали объяснения своего существования неучтённой российской пехотой помимо «Дома». Находили в ответственности за своих однополчан, в идеологемах, в надежде, что «Россия позовёт» и так далее.

Россия в сериале пришла — там была одна та самая проклятая батальонно-тактическая группа. В реальности всех БТГр было недостаточно. Потребовалось нечто большее.

И это большее тоже есть в сериале — когда «Комбат» смотрит на вчерашних детей, которые вступали в его отряд, и говорит, что им смена подросла. Эта смена пойдёт штурмовать Мариуполь и Северодонецк. Один из моих друзей, также пошедший воевать в 18 лет уже после лета 2014 года, сейчас офицер, на майорской должности, кажется. Таких детей 2014 года на майорских и подполковничьих должностях довольно много.

Главный герой «Ополченского романса» — коллективная донбасская пехота, которая стала российской, потому что Россия помогла спасти самое главное, что у донбасской пехоты есть, их «Дом». И в сериале честно показывается восприятие людей, ставших эффективным инструментом «гибридной войны». Местечковый шовинизм, солдатское братство, упрямость, желание обособиться, героизм, претензии к «материку».

В сериале очень много хорошего сказано про Донбасс. Но ценнее то, что там показано почти всё плохое. И заданы все те вопросы, которые хотел бы задать каждый из позывных.

Автор:

Владислав Угольный

Текст общедоступен, но Вы можете оформить подписку, поддержав нас и получив доступ к закрытым статьям.

Кроме того, подписывайтесь на Лиминаль в Телеграме
Все блоки
Обложка
Заголовок: средний
Лид
Текст
Фраза
Изображение
Галерея
Линия
Zero
footer
Обложка: заголовок, подзаголовок и раздел
Лид (вводный текст)
Текст
Изображение
Текст
Изображение
Текст
Изображение
Текст
Изображение
Текст
Изображение
Текст
Изображение
Короткая линия
Узкий текстовый блок
Кнопка
Текст