header
Артемий Пигарев
Quirinus Kuhlmannus
как при Петре сожгли знаменитого эзотерика, объявившего себя «Сыном Сына Бога» и будущим властителем новой апокалиптической державы
Frontmatter, or preliminaries, is the first section of a book and is usually the smallest section in terms of the number of pages. Each page is counted, but no folio or page number is expressed or printed, on either display pages or blank pages.
Мистики и эзотерики с Запада приезжали в Россию ещё задолго до петровских преобразований. Немало алхимиков, проповедников, последователей Якова Бёме и других мистиков крутилось и работало в Москве, при дворе или, например, в Немецкой слободе – московском предместье на Яузе.

И вот в 1689 г. явился в Москву немецкий мистик Квирин Кульман. К тому времени он уже был довольно знаменит и полагал свой визит провиденциальным.
Убеждённый последователь Якова Бёме, теософ и хилиаст, Кульман, как считается, пришёл к мысли, что греховный Вавилон Западной Европы падёт и наступит Иезуилитское Царство. Да-да, именно «иезулитское»: это понятие он выдумал сам. Кульман проповедовал «иезуелитство», учение, которое он разработал, развивая идеи Якоба Бёме (1575–1624), Яна Амоса Коменского (1592–1670) и других мистиков, особенно расплодившихся в протестантских регионах Европы после Тридцатилетней войны.
Вслед за Бёме и многими другими авторами Кульман не признавал никаких земных авторитетов в религиозных делах, полагаясь исключительно на Писание и отвергая Священное Предание. Как считается, он охотно считал божественными откровениями разнообразные видения во сне и наяву, галлюцинации, припадочный бред и прочие знаки и ощущения, воспринимаемые за божественный контакт с ним. Контакты эти были не случайны, а связаны с его предназначением: Кульман утверждал, что в видениях ему открылось апостольское призвание. Но прежде, чем рассказать о том, почему новоявленный «апостол» оказался в Москве и как это его погубило, мы скажем о Квирине подробнее.

Становление юного мистика

Ещё пока не пророк и не апостол, Квирин Кульман родился в Силезии, в городе Бреслау (ныне польский Вроцлав). Юноша учился в гимназии, затем постигал право в университетах, пробовал себя в стихах. Кульман показывал себя активным и увлекающимся молодым человеком, но в ту пору ещё мало что выделяло его в качестве избранника провозвестника апокалиптического царства.

В своё время Квирин заинтересовался идеями об «улучшении» немецкого языка, вступив по этому поводу в переписку с иезуитом и по совместительству энциклопедистом Афанасием Кирхером. Надо сказать, что Кирхер и его книги оказали на Кульмана сильнейшее воздействие, и молодой ученик окунулся в завлёкшее его творческое направление. В 1670 г. он опубликовал поэтический сборник «Ростки немецкой пальмы» (Entsprossende teutsche Palmen), посвящённый деятельности Плодоносного общества – знакового объединения на сотни членов, занимавшегося немецким языком. Затем, в 1671 г., последовала его антология сонетов «Небесные поцелуи любви» (Himmlische Libes-Küsse), которая опирается на образы библейской Книги Песни Песней Соломона.
Однако в юности Кульман столкнулся с проблемами со здоровьем, а также у у него проявлялись трудности с речью. Наконец, Квирин настолько серьёзно разболелся, что над его жизнью завис дамоклов меч. Этот удар судьбы не прошёл бесследно: Квирину удалось выжить, но болезнь и то пограничное состояние, в котором он пребывал на грани гибели, принесли ему видения и опыт, который он счёл мистическим. Этот опыт изменил его жизнь.

Восставший и овеянный стремлением постичь испытанное Квирин Кульман всеобъемлюще и фанатично обратился к своей мистической вере. Идя на смутные образ этой веры, Кульман подпал под внушительное влияние Якова Бёме и других европейских мистиков. Квирин и сам принялся писать трактаты с апокалиптическими и эзотерическими образами, выдавал бурные воззвания и высокопарные стихи.

Стихи эти, очень уж для нашего слуха специфичные, в XVII столетии воспринимались многими на ура и снискали для автора внимание, особенно среди мистиков. Так, Квирин стал известен в мистических и религиозных кругах.

Кульман, как уже говорилось, вслед за именитыми мистиками, отвергал «писаное откровение», предпочитая ему откровение внутреннее, выражаемое в форме пророчеств, а также в виде активных действий. В этом отношении он также испытал влияние чешских хилиастов. Как и многие его мистические предшественники, Кульман рассматривал историю человечества как борьбу зла и тьмы против добра и света, причём поначалу первые получают преимущество, но затем попранное добро возвращает своё и торжествует.

Что же до учёбы, то Квирина всё шло не совсем гладко, в чём молодой человек явно усматривал происки тьмы. Кульман учился в разных университетах (Цена, Лейден и т.д.), занимался там правом и юриспруденцией, но учёбой, откровоенно говоря, пренебрегал, предпочитая ей мистические увлечения. Потому Квирин., неудовлетворённый, часто бросал университеты, скитаясь по Европе в поисках чего-то близкого своим чаяниям. Венцом подобного подхода стало отрицание Кульманом пользы существующих университетов – мистик объявил, что университеты с их науками идут от Антихриста.

Иезулитское царство

В результате собственных поисков и переживаний Кульман провозгласил себя «Сыном Сына Божьего» и миссионером для всех вероисповеданий.

Обращаясь к мистицизму и хилиазму (учению о скором страшном суде и мессианства), Квирин проповедовал идеи, обрушивающие критику как на светских владык, так и на церковные власти. Что же до себя самого, то в качестве «сына Сына Божьего» Квирин полагал себя мессией. Неудивительно, что Кульман часто подвергался гонениям и даже арестам.

Однако критикой мистик не ограничивался – у Кульмана была собственная политическая программа. Желая низвергнуть ненавистных владык, он создал собственное учение об «иезулитстве». По мнению новоявленного пророка, современное ему «Вавилонское царство» должно было вскоре пасть, а ему на смену надлежало придти царство «иезуелитское», – по словам Квирина, оно и станет грядущим Царством Божиим на земле - обществом равенства и справедливости.

По замыслу Кульмана, для ниспровержения католичества, папы римского и Священной Римской империи должны были под знамёнами иезуелитства объединиться протестантская Швеция, православная Россия и мусульманская Турция.

Швеция занимала Квирина весьма сильно. Впрочем, как и исламская Турция тоже манила его, приковывая внимание. Протестантская Швеция и мусульманская Турция должны были объединиться вместе с Россией, по Кульману. В результате должно было возникнуть единое «иезулитское» государство без различий в религии, нации и сословиях.

В этом Кульман усматривал выполнение собственного предназначения на земле. Он считал, что Провидение избрало его создать на земле новое царство Христа. В частности, Кульман полагал: в этом царстве не будет верховной власти, личной собственности на вещи, а ислам, иудаизм и христианство должны будут объединиться в единую религию.

Квирин верил, что Бог охлаждает жар диавола, поэтому по-мессиански смиренно переделал свою фамилию в Kuhlmonarch, что в переводе означает «Хладный властитель».

«Предназначенное» «предназначенным», но реальное положение дел обстояло сложнее: активно ведя свои радикальные и неосторожные проповеди, Кульман значительную часть жизни провёл в бегах или под арестом – его преследовали и в родной Германии, и в Англии, и во Франции.

Непонятым он остался не толлько на западе, но и на востоке: в 1678 году Кульман ездил в Стамбул, намереваясь обратить в иезуелитство султана Мехмеда IV. Однако союз не сложился: султана и его окружение вовсе не оценили идею смены веры, как и не поняли истоки спеси новоявленного пророка, и потому Кульмана как зарвавшегося нахала решили проучить (впрочем, довольно либерально): дали на память сотню ударов по пятам и выгнали вон.

Неудача потрясла Кульмана, но вовсе не сломила. Он со страстью продолжил своё дело.

Потерпев столь болезненное фиаско в Константинополе, Кульман веры не утратил. Ещё несколько лет он странствовал с проповедями по Англии, Швейцарии и Нидерландам, регулярно попадая под аресты церковными властями. В 1682 году «пророк» вновь нашёл в себе силы на смелый и сульбоносный шаг: он снова попытался объединить мировые религии, понеся «благую весть» о себе теперь уже в Иерусалим. Однако до Святой земли Квирин не добрался: всего через неделю он вдруг вернулся, захваченный новой идеей. По его мнению, она сулила его замыслам и чаяниям долгожданный успех.

Москва

Завязавшаяся в Амстердаме дружба с художником Отто Генином, отец которого жил в Немецкой слободе в Москве, пробудила интерес Квирина к России и подтолкнула его мысли в этом, фатальном для него, направлении.

Так, в 1689 году скитающийся «пророк иезулитства» решил попытать счастья в России. Ещё двумя годами ранее, в 1687 г., Квирин в Амстердаме напечатал «особое воззвание к московским царям», где взывал их прислушаться к его идеям. Надеясь на распространение своего учения в «Московии», среди «северного народа», он написал и опубликовал в Амстердаме сочинение «Drei und Zwanzigstes Kuhl-Jubel...» (в русской литературе оно обыкновенно именуется «Прохладительное торжество») с посвящением царствовавшему тогда в России триумвирату – царевне Софии Алексеевне, царям Петру I Алексеевичу и Иоанну V Алексеевичу.
В состав книги вошли пророчества чешских братьев М. Драбика, Х. Коттера, Ш. Мелиша и Х. Понятовской, а также комментарии к ним К. и его стихотворное воззвание. Квирин считал, что в России возможно зарождение тысячелетнего Царства Божия: «Свет возгорится с Востока, именно там, на Востоке, будет образовано новое царство с новым народом...».
Кульман предполагал, что именно Россия поведет победоносную войну с папством и католицизмом. Он предлагал объединить силы турок, татар и русских для борьбы с Речью Посполитой.

И вот Квирин Кульман отправился в Москву для личной передачи своих воззваний. Поговаривали, будто в слухах о возрождении «северного народа» московитов Кульман увидел зарю начинающейся новой жизни.

Теперь же Кульман прослышал, что в Немецкой слободе под Москвой живёт немалое число поклонников идей Якова Бёме. Это дало ему пылкую надежду обрести последователей и союзников. И Кульман быстро отправился в своё странствие в стольный град «северного народа».
Прибыв в Москву, мистик стал активно проповедовать в Немецкой слободе. Тогда это было уже крупное предместье на берегу Яузы, где жили несколько тысяч человек, в основном протестанты из Германии и Голландии. Среди них было немало москвичей во втором-третьем поколении. У них были собственные церкви: две лютеранские и одна кальвинистская. Католиков было мало (что для Квирина было в радость), и своей церкви у них не было, поскольку считалось, что они более склонны обращать в свою веру православных.

Веротерпимость в пределах Немецкой слободы держалась на одном условии: не проповедовать иноверия местному населению. Собственно, это была основная причина, по которой иностранцам было предписано селиться на особо выделенной территории.

Но висевшее над Яузой спокойствие прибывшим странником оказалось нарушено. Проповедью идей Бёме и своих собственных Квирин Кульман сумел внести сильное возбуждение в жизнь Немецкой Слободы.

Более того, недавно прибывший, но по-хозяйски распорядительный Кульман быстро покусился на местную кирху, пользоваться которой он возжелал для собственных проповедей. Само собой, что на этой почве он изрядно поссорился с местным лютеранским пастырем Иоахимом Мейнеке, ошарашенным подобными притязаниями. Конечно же, «мессии» было отказано.

Однако отказа Кульман не понял, и тогда московский лютеранский пастор Мейнеке сообщил властям о странных политических мечтаниях Кульмана. Придумывать ничего не было нужды: Кульман трубил о своей программе на все стороны света.

Кроме того, пастор понимал: если власти сами выяснят, что в слободе завелись какие-то смутьяны, то при и без того взрывоопасной политической ситуации это может стать поводом к закручиванию гаек в отношении иноземцев. Да и брожения среди паствы и соперничество с Кульманом за её внимание явно не импонировали Мейнеке. Поэтому он почёл за благо донести на Кульмана — по крайней мере, это не без оснований казалось меньшим из зол.

А ситуация в Москве была действительно сложна. В это время за власть, неся потери, продолжали бороться два клана: Милославских и Нарышкиных. Милославские происходили от первой жены покойного царя Алексея Михайловича, а Нарышкины – от его второй супруги и вдовы Натальи Кирилловны, матери Петра Великого. Ситуацию удерживал старший из сыновей Алексея от Милославской царь Фёдор, благосклонно относившийся и к Нарышкирым. Однако ранняя смерть образованного и милостивого монарха всё изменила. Борьба кланов обострилась и окропила престол кровью.

Претендентами на власть стали два юнца – царевич Иоанн от Милославских и 10-летний царевич Пётр от Нарышкиных. Иоанн был старше Петра, но слаб здоровьем и волей, и многие во власти, и вельможи, и даже патриарх склонялись к воцарению Петра. Милославских и прежде всего волевую царевну Софью это никак не устраивало.
В результате в 1682 году произошёл знаменитый и кровавый стрелецкий бунт, так потрясший маленького Петра: многие сторонники Нарышкиных оказались истреблены. Сверх того: на глазах юного царевича бунтовщики растерзали многих его родных, убили знаменитого сподвижника его отца Артамона Матвеева и учинили иные расправы.

В результате расклад сил поменялся. И в следующие годы царствовали оба наследника – Иоанн и Пётр. Но больше формально – реально вожжи власти оказались в руках умной, образованной, но жёсткой царевны Софьи. Ей как женщине не дозволялось править, и потому пришлось прибегнуть к двоецарствию юных царей, над которыми в реальности возвышалась Софья.
Именно такое положение вещей в Москве и застал прибывший в Россию Квирин Кульман.

Ситуацию для Кульмана усугубляли и его политические побуждения – он жаждал союза с Турцией и борьбы с католиками, в то время как Россия в союзе с католиками боролась с Османской империей.

Кульман знал, что незадолго до его прибытия в Москву большое русское войско во главе с князем Василием Голицыным выступило в поход на Крым, бывший ближайшим вассалом Турции. Василий Голицын был ближайшим сподвижником и другом царевны Софьи, и проводил в жизнь её волю. Вместе они были по-европейски воспитанными политиками, которые имели довольно чёткую программу как преобразований внутри страны, так и во внешней политике. Тем более, на обоих сказалось изрядное влияние Европы, и зачастую скорее католических стран.
Софья, Голицын и Милославские считались продвинутыми западниками: они владели европейскими языками, читали европейскую литературу, держали курс на сближение с Западом. Голицын в 1684 году даже разрешил иезуитам организовать в Москве собственную миссию.

Последняя, как, впрочем, и протестантские влияния, смущала патриарха Иоакима и Нарышкиных, выступающих скорее консервативно-патриотичной фракцией. Однако проповеди Кульмана, сопряжённые с протестантской мистикой и ориентацией на турок, не могли найти отклика и в их сердцах.

Таким образом, Кульман своими идеями бросал вызов всем сторонам.
Более того, Россия уже состояла в антитурецкой коалиции с католическими Священной Римской империей, Речью Посполитой и Венецией. Это прямо противоречило идее Кульмана о союзе России с Турцией против Священной Римской империи, но проповедник, похоже, был уверен, что «раскроет русским глаза» и они вместе с турками пойдут войной на католиков.

Донос Майнеке быстро возымел действие. Именно жалоба была, к слову, направлена именно патриарху Иоакиму, обеспокоенному иностранными влияниями.

Кульман и его сторонник купец из Немецкой слободы Конрад Нодерман были быстро арестованы. Началось следствие. Книги Кульмана были отданы для прочтения и составления отзыва представителям иезуитов, жившим в Москве, а также лютеранским пасторам. И те и другие осудили книги как еретические. Их бумаги оказались конфискованы и переданы для исследования переводчикам Посольского приказа.

Составленное ими «Мнение переводчиков» сыграло решающую роль на суде, поскольку приговор выносился в основном на основании этого доклада.
Основную часть написал Юрий Гивнер [George Hüfner]— давно живущий в Москве саксонец, ревностный лютеранин, приятель пастора Мейнеке. Другим переводчиком был Иван Тяжкогорский [Johannes Schwerenberg] – судя по всему, венгр и выходец из «земли цесарской», то есть Священной Римской Империи. Такая комбинация экспертов ее сулила Кульману ничего хорошего.

Учитывая специфику внешнеполитических идей Кульмана, в нём стали подозревать иностранного агента, шпиона и провокатора.
Под пытками от Кульмана пытались узнать, на кого он работает, из какой державы, где чают перемены русской политики, его направили в Москву. Однако Кульман отрицал свою работу на кого-либо. Не отрекался он под давлений и от положений своих проповедей.

В результате следствие пришло к выводу, что Кульман – не иностранный агент, как сперва было сочли, а фанатик и еретик.
Гивнер и Тяжкогорский классифицировали Кульмана как члена новой опасной секты — квакеров:

«Веру держат той ереси, имянуемой квакори, которых в Галанской и в Англинской землях и в иных тамошных местех множество, подобны здешним раскольщикам: живут своеобычно, и всё имеют у себя в обще, и никого не почитают, и предо монархами шляпы не снимают, и не токмо их государями, но и господами не имянуют, и говорят, что началствует над ними един Господь Бог, а они де, монархи, люди такие ж, что и они».

Впрочем, многие сходятся во мнении, что экспертиза в целом верно установила основные помыслы проповедей Кульмана, в том числе и усмотрев некоторое родство с квакерством.

Стоит отметить грамотную аргументацию переводчика. Гивнер понимал, что в Москве все приговоры выносит не суд и не церковь, а царь, которому религиозные споры западноевропейцев не особенно интересуют.
Поэтому Кульман в докладе был представлен не столько еретиком, сколько революционером – то есть упор был сделан на политические аспекты его проповедей. Впрочем, не без определённых оснований.

4 октября 1689 г. Кульман и московский его последователь Конрад Нордерман были приговорены к сожжению за ересь.

В сентябре 1689 года в Москве прошел довольно забавный процесс: Русская Православная церковь судила квакера по доносу лютеранского пастора. В приговоре ничего забавного не было: смертная казнь за распространение ереси.

На Руси, как и в Европе, за преступления против веры сжигали заживо. Таким полагалось христианское милосердие: очистительный огонь спасал душу еретика для вечной жизни.

Жители Московского царства в деле сжигания людей отличались прогрессивностью и заботились об общественных нравах: жертву помещали в закрытый сруб, где агонию приговорённых никто не видел. Из Москвы открытые костры европейской инквизиции виделись сущим варварством.

4 октября 1689 года Квирина Кульмана босым провели через Красную площадь — он шатался, крестился и плакал, — помогли подняться на эшафот и там закрыли в узком срубе…

В последний момент казнь была остановлена.
Оказалось, палач кое о чём забыл. Он открыл сруб, вручил в трясущиеся руки Квирина Кульмана всё его литературное наследие — религиозные письма, любовные сонеты и проект «иезуэлитского царства» — признанное в Москве ересью и тоже подлежащее уничтожению, после чего сруб закрыл и поджёг.
Влияние Кульмана и близкой ему мистики не ограничилось Немецкой Слободой. После его смерти начали распространяться славяно-русские переводы сочинений «иже во святых отца нашего Иакова Бемена». Помимо Бёме, обращались в рукописных переводах иные произведения того же мистико-герметического круга, который нашёл себе много усердных ценителей в последней четверти XVIII века. Прежде всего это касалось розенкрейцеров и шире – масонов.

Идеи Квирина Кульмана, как и учения Бёме, оставались популярными среди мистически настроенной публики в России в последней трети XVIII – 1-й половине XIX вв. Памятный камень о Квирине Кульмане установил в конце XVIII в. в парке усадьбы Савинское видный русский масон того времени (шведской системы) И. В. Лопухин.

В дореволюционной историографии Кульмана часто характеризовали как «помешанного мистика», «одинокого фанатика», «отчаянного еретика» (Н. С. Тихонравов). Советские исследователи называли его «представителем народной утопии в духе еретического средневекового коммунизма» (А. И. Клибанов). Сейчас, пожалуй, как и ранее, мы можем усмотреть в нём фигуру экзальтированную, фанатичную и весьма характерную для действий на стыке религиозного и политического. И фигуру, ставшую мифом для последующих поколений эзотерически настроенных «вольных каменщиков».
Автор:
Артемий Пигарев
Все блоки
Обложка
Заголовок: средний
Лид
Текст
Фраза
Изображение
Галерея
Линия
Zero
footer
Обложка: заголовок, подзаголовок и раздел
Лид (вводный текст)
Текст
Изображение
Текст
Изображение
Текст
Текст
Текст
Изображение
Текст
Текст
Текст
Текст
Текст
Изображение
Текст
Изображение
Текст
Изображение
Текст
Изображение
Текст
Изображение
Текст
Изображение
Текст
Короткая линия
Узкий текстовый блок
Кнопка
Кнопка
Кнопка
Кнопка «наверх»