Речь идёт о таких концептах императивной аксиологии как волевая религиозность, патриотизм, монархизм, принципы служения и свободного повиновения - составляющих ядро его консервативно-религиозной доктрины.
В эксплицитной форме Ильин указывает: «Мы [носители идеи] не мыслим нашими сотрудниками ни евреев, ни масонов, ни католиков».
Если исключение католиков из числа потенциальных соратников находит объяснение в рамках православной экклезиологии (постулирующей истинность исключительно восточно-христианской традиции), то о двух других категориях следует сказать отдельно.
Парадоксальным образом, при декларируемом неприятии любых форм расовой или религиозной дискриминации, позиция Ильина по еврейскому вопросу детерминирована конкретным историческим контекстом. Философ усматривал в поведении еврейской общины в переломные 1917-1922 гг. проявление цивилизационного отчуждения: вместо ожидаемой солидарности в период национального кризиса (когда "исторической России" противостоял не только большевизм как политическая сила, но и марксизм как идеологическая система) последовала, по его оценке, стратегия коллаборационизма весомой части еврейского населения с разрушительными для российского государства революционными силами. Такой перцептивный конструкт, зафиксированный в работах Ильина, исключал возможность конструктивного диалога, хотя и не даёт оснований для квалификации его позиции как антисемитской в строгом смысле этого термина (что, безусловно, требует отдельного герменевтического исследования).
В рамках своего анализа масонства Ильин осуществляет последовательную деконструкцию данной организации, выявляя её системные противоречия с традиционными ценностными парадигмами. Философский дискурс Ильина акцентирует внимание на структурных особенностях масонских лож, где принцип иерархического распределения знаний создаёт систему ограниченного информационного доступа, при которой большинство членов организации сознательно лишаются полноты понимания её доктринальных основ.
С точки зрения Ильина, масонская педагогика формирует специфический тип мировоззрения, характеризующийся тремя взаимосвязанными аспектами.
Во-первых, это гносеологический релятивизм, проявляющийся в нормализации практик умолчания и сознательного искажения истины.
Во-вторых, это системная трансформация ценностных ориентаций, когда, по выражению самого Ильина, адептов "постепенно отлучают от всякой преданности и верности, кроме масонской".
В-третьих, это последовательная девальвация традиционных форм идентичности - национальной, религиозной и государственной.
Особую критику у Ильина вызывает присущий масонству принцип радикального космополитизма, который он противопоставляет органической концепции национально-культурного развития. Такой подход рассматривается философом не просто как теоретически несостоятельный, но как экзистенциально опасный для духовного становления личности.
Религиозно-философская составляющая ильинской критики достигает своей кульминации в тезисе о сатанинских основаниях масонской доктрины. Формулировка «В масонстве постоянно живет забота об оправдании сатаны» отражает глубину мировоззренческого конфликта между православной традицией, к которой принадлежал Ильин, и эзотерическими основаниями масонского учения. Этот тезис становится одним из концептуальных центров всей ильинской критики масонства.
Особое место в критике масонства Ильиным занимает анализ его религиозно-философских оснований. В работе «Поговорим о Диаволе» философ приводит показательную цитату, раскрывающую, по его мнению, суть масонской доктрины: