Александр Давыдов
От сионизма до Пантер
Взгляд на перипетии государственного строительства Израиля
Реванш Альталены

Мир, который мы знаем, - социальный мир - создаётся людьми; но не всеми, а теми, кто имеет долгую волю; и сопрягает её с долгой волей других людей. Сообществами, которые способны идти к своей цели, меняя не одно поколение; ошибаясь, забредая не туда, постоянно поправляя свой путь. Сегодня мы расскажем о двух сообществах, чьи дороги оказались тесно переплетены с актуальными тогда левыми идеями: сионисты и радикальные евреи-мизрахим, боровшиеся за улучшение социальных позиций своей этнической группы в 50-60-х годах.
Левые сионисты

Если во времена Герцля и Ахад-Хаама только формулировались замыслы построения своего государства, даже без строгой географической привязки к его месту, то ближе к 1920-м в сионистском движении достаточно чётко обозначилось левое направление, которое боролось против “ревизионистов”. Эта борьба кристаллизовалась в противостоянии Бен Гуриона и Владимира Жаботинского.
Бен Гурион обратился в приверженца социализма ещё в 1907 году, вскоре после прибытия из Польши в Палестину. После ряда пертурбаций, уже будучи лидером левой партии Ахдут ха-Авода, в 1920 году он становится одним из учредителей организации Гистадрут, федерации трудящихся. Вслед за публикацией Декларации Бальфура, в ходе активной миграции евреев в Палестину, он упорно занимается развитием Гистадрута, выступающего своеобразной перемычкой между партией, профсоюзом и государством: в результате решение социальных и экономических вопросов в середине 20-х дополнилось и созданием “Хаганы” – военизированной организации предшественницы ЦАХАЛ.

Среди прочего, как один из руководителей Гистадрута, Бен Гурион участвовал во Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной ярмарке в Москве – предшественнице ВДНХ. Это неслучайно и вполне соответствовало его убеждениям: ещё в 1919 году он говорил, что верит в диктатуру пролетариата.
Важной вехой стало создание Бен Гурионом в 1930-м году общей для Израиля рабочей партии МАПАЙ. Кроме того, политик в 1930-х стал также и руководителем “Еврейского агентства”, которое занимавшегося репатриацией евреев, преимущественно, по понятным причинам, из Европы в Палестину.

Сам по себе левый сионизм имел и серьёзное идейное основание. Пожалуй, впервые его обозначил Нахман Сыркин в статье «Еврейский вопрос и еврейское социалистическое государство» (1898), согласно которой успех сионистского движения возможен лишь на основе справедливости и социальной солидарности. Подобные идеи разделяли диаспора Цеирей Цион и члены Ха-Поэль ха-Цаир в Эрец-Исраэль, которые видели в возвращении евреев к производительному труду способ нравственного самосовершенствования.

Другой теоретик, Бер Борохов, основывавший свои взгляды на марксистском подходе, считал, что переселение евреев в Эрец-Исраэль создаст условия для классовой борьбы и сформирует социалистическое еврейское государство. Во время революции 1905 года социалисты-сионисты активно участвовали в советском движении, а после Октябрьской революции «левое крыло» Поалей Цион примкнуло к ВКП(б).

Именно сторонники социалистического сионизма стали основой для второй и третьей алии. Из этой среды вышло множество лидеров ишува и первых руководителей Государства Израиль. Их принципы, такие как «еврейский труд на еврейской земле», привели к массовому увольнению арабов и первым еврейско-арабским конфликтам в 1920-1922 годах, а также к эскалации конфликтов в 1936-1939 годах в связи с притоком репатриантов из Европы.
  • Нахман Сыркин
  • Бер Борохов
  • Печатный орган Поалей-Цион
Бен Гурион довольно жёстко конфликтовал с ревизионистами, возглавляемыми Владимиром Жаботинским. Он даже называл последнего “Владимир Гитлер”, намекая на его симпатии к европейским ультраправым.

Этот конфликт сопровождал всё становление еврейской политии. В частности, у “Хаганы” и “Иргуна” (ревизионистской вооружённой организации) были разные позиции относительно англичан, которым на тот момент принадлежала Палестина: Бен Гурион, среди прочего, призывал работать с англичанами так, будто не существует “Белой книги” – документа, резко ограничившего иммиграцию в Палестину накануне Второй мировой войны.

С её окончанием эта борьба очень сильно интенсифицировалась. В частности, активисты “Иргуна” во главе с Менахемом Бегином – будущим премьер-министром Израиля – взорвали гостиницу “Царь Давид”, убив несколько десятков британских офицеров.

Самой яркой историей противостояния левых и правых сионистов стала история с пароходом “Альталена”, который в разгар войны за независимость вёз оружие для “Иргун”. Заказано оружие было до перемирия, а вот подходил пароход, когда по условиям договора оружие сторонам доставлять было нельзя.

На тот момент “Иргун” был в составе едва созданной израильской армии, но в Иерусалиме, не находящемся на территории Израиля, он сохранял самостоятельность, хотя и под оперативным руководством ЦАХАЛ. Правые предлагали отдать ЦАХАЛ 80 процентов груза, причём тем частям армии, которые организованы из ИРГУН.

Бен Гурион назвал прибытие этого парохода попыткой государственного переворота, и приказал уничтожить пароход. Среди жестоко страдавших от недостатка оружия бойцов он долго не мог найти исполнителей. Один из пилотов новосозданных израильских ВВС сказал в ответ на приказ бомбить “Альталену”:

“Можете поцеловать мне ногу. Я потерял четырёх друзей и пролетел 10 000 миль не для того, чтобы бомбить евреев”.

Йешаягу Ирими (ישעיהו ירימי), артиллерист, тоже оставил в той ситуации послание для потомков:

"Я не могу стрелять боевыми патронами по евреям, пережившим Катастрофу, только что прибывшим в Израиль. Меня учили воевать с врагом”.

Также отказался стрелять и первый артиллерист из тех, кому это было приказано, ветеран РККА Йосеф Аксен. Тем не менее, пароход был обстрелян, в столкновении погибло 16 членов ликвидированного ”Иргун”. Часть участников организации, в том числе М. Бегин, были арестованы, а участники организации в армии были рассеяны по различным частям.

Участвовал в расстреле “Альталены” ещё один будущий известный израильский политик, Ицхак Рабин, член “Пальмах” – организации, практически ставшей штурмовым кулаком едва созданного ЦАХАЛ.

Таким образом, идейным скелетом созданного еврейского государства стала адаптированная под сионизм “мировая левая”, превратившаяся из панк-идеологии начала века в мировой мейнстрим.
Левый Израиль

Какое же государство построили левые сионисты? На этот вопрос отвечает старая хорошая книга The Israel Economy The First Decade Дона Патинкина из Еврейского университета в Иерусалиме.
Согласно этой книге на 1956 год уровень ресурсов, идущих на государственное потребление, в Израиле был одним из самых высоких в мире. Его соседом по этому показателю была ФРГ, у которой в число этих средств входили ресурсы, обеспечивающие содержание оккупационных войск. В этом отношении Израиль стоял между странами с колониальными/международными обязательствами и “обычными” национальными государствами: в частности, выше, чем у Италии, Швеции и Новой Зеландии, сопоставимых по доходам на душу населения.


Военные расходы: тяжкое бремя и неоднозначность назначения

Значимую часть государственных расходов оттягивал на себя военный бюджет .в том числе засекреченные расходы и низкий уровень зарплаты в армии. Это было особенно важно, потому что Израиль, отчаянно нуждавшийся в рабочей силе, довольно болезненно в плане экономики переносил всеобщий воинский призыв и 30 дней службы в год для каждого резервиста до 39 лет.
В то же время армия выполняла очень важную образовательную функцию, помогая интеграции новых иммигрантов в общество. Таким образом, в целом официальные данные по экономике Израиля дискуссионны и требуют контекстуального уточнения: где-то оборонные расходы по факту оказывались образовательными, а где-то оборонные расходы в общей доле экономики Израиля искусственно занижались.

Также в военные расходы включались строительство дорог, создание пограничных поселений, рассредоточение населения, субсидирование оборонных отраслей с высокой стоимостью. Иными словами, военное строительство не концентрировалось на создании вундервафель, а тесно смыкалось и смешивалось с общегосударственными нуждами, развитием инфраструктуры.
Доля государства в инвестиционных расходах, например, в 1954 году, составляла 80 %, постепенно снижаясь до 60.

В 1949-51 годах в связи с активной иммиграцией быстро развивалось строительство.


Профсоюз и государство

ВНП рос примерно на 11,4 процента в год, постепенно ускоряясь (на начало 50-х это 8,7 процентов). Темпы роста ВНП Израиля в 1950-58 годах были самыми высокими в социалистическом мире.
При этом в 1953 году 55 процентов ВНП создавалось частными предприятиями, 20 в предприятиях Гистадрута и 25 в государстве. Гистадрут и кооперативы были особенно сильны в сельском хозяйстве, автобусных перевозках и производстве строительных материалов, в то время как частные предприятия доминировали в остальных отраслях промышленности и торговли. Правительство играло ключевую роль в сфере коммунальных услуг.

На 1952 год труд обеспечивал около 60 процентов национального дохода, а капитал — 40 процентов. Основной вес труда приходился на сельское хозяйство и производство. Скорее всего, этот вес был еще больше, потому что доходы членок кибуцев, например, рассматривались как доходы капитала.

С 1952/53 годов государственные расходы на развитие покрывали около 80% бюджета. Финансирование оставшейся части бюджета варьировалось от года к году. В 1952/53 годах большая часть этой оставшейся суммы была профинансирована за счет обязательного займа, который сопровождал конвертацию валюты в июне 1952 года. В более поздние годы средства поступали от Института национального страхования — органа, ответственного за социальные выплаты различных типов. В отношении этих облигаций правительство действовало как активный посредник, через который частные сбережения были перенаправлены в бизнес-сектор.

Иностранные частные инвестиции сыграли незначительную роль. В 1952 году (первый год, за который имеются данные) частные фонды из-за границы составили лишь 8,6% от общего финансирования валового капитального формирования. Это был пик, после чего этот показатель упал до 4,0% в 1955 году и 1,7% в 1956 году. В последние два года он снова повысился до 3,0% и 4,8% соответственно.

Общий валовой национальный продукт с 1950 по 1958 годы составил 12,177 миллиона шекелей 1952 года. Из этого объема 9,260 миллиона шекелей пришлись на частное потребление, а 2,378 миллиона шекелей — на государственное. В рамках ВНП выделяются 1,433 миллиона шекелей на гражданские расходы и 2,576 миллиона шекелей на избыточный импорт. Кроме того, амортизация составила 926 миллионов шекелей, а чистое внутреннее капитальное формирование — 2,189 миллиона шекелей. В итоге, общие ресурсы страны достигли 14,753 миллиона шекелей.
Превышение потребления и капитальных затрат над ВНП увеличивается с 3% до 8%.

В 1955-56 годах доля валового национального продукта (ВНП) Израиля, направленная на налогообложение (без учета субсидий), составила 19%, что меньше, чем в Нидерландах (22%) и Великобритании (22,1%), но больше, чем во Франции (16,3%) и Италии (14,3%).

“Левизна” раннего Израиля видна также по уровню капитальных валовых инвестиций от государства. В 1954 году процент валовых капитальных вложений, осуществляемых общим правительством или государственными предприятиями, составил 11,0% во Франции, 28,7% в Великобритании, 30,0% в Индии, 32,3% в Греции, 43,0% в Бирме и 59,6% на Цейлоне. Как можно видеть из Таблицы 32, соответствующая величина для Израиля в тот же год составила 50,2%.
В это десятилетие Израиль сумел интегрировать резко росшую рабочую силу в продуктивную занятость, в то же время резко увеличивая ВНП на душу населения и наращивая эффективность производства.

Эти показатели, тем не менее, оттеняются довольно высоким уровнем импорта. Также и государственные облигации Израиль закрывал за счет репараций от Германии в большой степени.

По состоянию на конец 1958 года чистые внешние обязательства Израиля (исключая обязательства в фунтах перед правительством США) составили примерно 485 миллионов долларов, из которых 90 миллионов были краткосрочными. Международные резервы страны, увеличившиеся с почти нулевого уровня в 1951-52 годах до около 23% от объема импорта в 1958 году, все еще составляют лишь половину от средних 40% сохраняемых континентальными европейскими странами.


Неодолимое неравенство

В раннем Израиле существовал достаточно высокий уровень неравенства. хотя и меньший, чем в США и Британии.
“Ветераны” (переселившиеся до признания Израиля) в среднем имели доход выше, чем новые иммигранты (преимущественно из Азии и Африки, среди которых было много евреев мизрахим); ашкенази, выходцы из Еврпоы и Америки, имели доходы опять же выше , чем выходцы из Азии и Африки. При этом в доступных нам источниках сравнивается доходы семьи, а семьи у восточных евреев на тот момент были больше, чем у ашкеназов.

В целом динамика говорит о том .что чем дольше человек находится в стране, тем выше у него доход. Однако с годами разрыв в доходах между “ашкенази” и “мизрахим” не сокращался и даже увеличивался. При этом, среди “новых” мигрантов мизрахим зарабатывали 69,6 процентов таких же недавних переселенцев ашкенази, а вот среди ветеранов мизрахим зарабатывали в среднем 63,7 дохода ветеранов-ашкенази.

Иммиграция снижала уровень образования как минимум между 1950 и 1954 годом, и этот показатель выглядит очень контрастно по отношению к росту ВНП. При этом к концу 50-х рост образования становился важнее - Израиль преодолевал проблему слабого развития среднего и профессионального образования, что открывало дорогу для развития и университетского обучения.

С 1950 по 1958 годы на адаптацию иммигрантов ушло примерно 380 миллионов шекелей 1952 года. Это число можно рассматривать как единовременные потребительские расходы или как инвестиции в человеческий капитал с целью подготовки иммигрантов к продуктивному участию в рабочей силе. Мигранты адаптировались достаточно быстро, уже к 1957 году доля сбережений у них была такой же, как и у коренного населения.


Мигранты

Одним из непосредственных последствий войны 1948 года в Палестине/Израиле стало прибытие 750 000 евреев из Ближнего Востока и Северной Африки в новообразованное Государство Израиль. Это множество принято обозначать термином "Мизрахи", который стал общепринятым социополитическим обозначением израильтян, предки которых на протяжении веков жили на территориях, ставших в 20 веке Алжиром, Египтом, Ираком, Ливаном, Ливией, Марокко, Сирией, Тунисом и Йеменом.

Патинкин оценивает число новых мигрантов в 700 000, что, по его расчетам, соответствует уровню иммиграции 266 на 1000 жителей в 1949 году, 154 на 1000 в 1950 году, и 132 на 1000 в 1951 году. Эти показатели значительно превышают аналогичные показатели других стран иммиграции. Например, в самый интенсивный год иммиграции в США (1854 год) уровень составил лишь 16,1 на 1000 жителей. В Канаде и Аргентине в 1913 году уровни составляли 38,4 и 38,3 на 1000 жителей, соответственно.

Общий объем иммиграции достиг пика в 1948–1951 годах, особенно в 1949 году, когда в Израиль прибывало 239 576 человек. К концу 1951 года число иммигрантов, находящихся во временном жилье (иммиграционные центры, транзитные лагеря и т.д.), достигло максимума. Вскоре число иммигрантов начало падать, что было связано с засухой 1950-51 годов и соответственно с остановкой роста ВНП. До 1954 года миграция оставалась очень низкой. К 1953–1955 годам число мигрантов колебалось в пределах 10–16 тысяч человек в год. Показатель иммиграции на душу населения также достиг наивысшего значения в 1949 году — 13.6, но к 1955 году упал до 0.5.

Региональные пропорции иммиграции также менялись: доля иммигрантов из Азии возросла с 31.5% в 1948 году до 53.6% в 1951 году, а затем начала постепенно снижаться. В то же время, доля африканских иммигрантов увеличилась в начале 1950-х годов, достигнув пика в 1955 году на уровне 54.6%. Напротив, иммиграция из Европы значительно сократилась — с 60.3% в 1948 году до 22.2% в 1954 году, тогда как доля иммигрантов из Америки и Океании оставалась минимальной, варьируясь от 0.8% до 3.3%.

Еврейское население, рожденное в Израиле, в 1948 году составляло 35,4%, уменьшившись до 33,4% к 1957 году. В то же время, доля еврейского населения, рожденного за границей, изначально была 64,6%, но к 1957 году она выросла до 66,6%. При этом распределение родившихся за границей претерпело значительные изменения: доля иммигрантов из Азии возросла с 12,5% в 1948 году до 25,3% к 1957 году, выходцев из Африки также стало больше — с 2,6% до 18,6%. Напротив, доля иммигрантов из Европы и Америки существенно сократилась: с 84,9% в 1948 году до 56,1% в 1957 году.

Таким образом, в очень короткий период Израиль претерпел сильнейшие социально-демографические изменения. Мизрахи отличались и от “ветеранов”, и от переселенцев из Европы и размером семей, и языком, и образованием. Масштаб перемен заставляет нас по-особому смотреть на опыт Теодора Шанина как социального работника: он не поднимал потерянных людей, возвращая в сложившееся общество; он интегрировал людей с очень сильно особым культурным и социальным багажом в общество, которое само не так давно сложилось и стремительно меняясь, осваивая государственную форму организации жизни.

Около 7,2% населения Израиля в 1954 году имели высшее образование, при этом максимально хорошо образованы были выходцы из Европы и Америки, а хуже всего - едва приехавшие мизрахи.

В июне 1957 года уровень грамотности среди еврейского населения Израиля (14 лет и старше) составил 1 156,6 тысячи человек. В стране 98,3% населения умели читать и писать, в то время как 2,0% были полностью неграмотными, а только 0,3% могли лишь читать. По месту рождения, выходцы из Европы и Америки показали наивысший уровень грамотности: 99,8% мужчин и 98,8% женщин умели читать и писать, а неграмотные составляли менее 0,2%. Напротив, среди выходцев из Азии и Африки уровень грамотности был самым низким — около 6,7% мужчин и 52% женщин не умели ни читать, ни писать. Коренные израильтяне также демонстрировали высокий уровень грамотности (почти 98–99%). Мужчины в целом были более грамотными, чем женщины: среди мужчин неграмотных было около 2,9%, а среди женщин — 7,5%. Особенно выраженные различия наблюдались среди выходцев из Азии и Африки. Среди недавно прибывших мигрантов неграмотность составляла около 12,3% у мужчин и 28% у женщин.

Уровень участия новых иммигрантов в рабочей силе Израиля также оказался ниже, чем у “ветеранов”, что связано с несколькими факторами. Прежде всего, среди новых иммигрантов преобладали дети (младше 14 лет) и пожилые люди, что снижало общий уровень трудовой активности. Иммигранты из Азии и Африки также имели меньшие показатели трудовой активности, чем их сверстники из Европы и Америки.

В плане активности рабочей силы также коренные израильтяне в целом были активнее, чем недавние переселенцы из Азии и Африки. В частности, женщины из числа коренного населения активнее работали, чем женщины из недавней талии.

В 1957–1958 гг. уровень участия гражданской рабочей силы в Израиле составлял в среднем 53,7%. Мужчины демонстрировали показатели, сопоставимые с экономически развитыми странами, но участие женщин оставалось низким из-за культурных факторов, особенно среди евреев из Азии и Африки. Низкие показатели трудового участия также корреллировали с высокой безработицей, особенно среди пожилых мужчин. Ожидалось, что с интеграцией новых иммигрантов их участие в рабочей силе возрастет. Уровень безработицы значительно вырос в 1953 году, что было связано с сокращением государственных расходов и снижением активности в строительном секторе.

Безработица в Израиле достигла пика в 1950 году (11,5%), что связано с массовой иммиграцией и демобилизацией военных. После 1950 года уровень безработицы постепенно снижался, за исключением резкого скачка в 1953 году. В 1954–1958 гг. безработица составляла около 7%, что было выше, чем в таких странах, как Канада, США и Япония.

Анализ трудовых ресурсов, занятости и безработицы в Израиле с 1950 по 1957 год показывает постоянный рост гражданской рабочей силы: с 472,0 тыс. человек в 1950 году до 693,0 тыс. в 1957. Наибольший прирост наблюдался в начале 50-х годов, что связано с массовой иммиграцией. При этом уровень безработицы достиг максимума в 11,5% в 1950 году (51,8 тыс. безработных), но затем устойчиво снижался и к 1957 году составил 5,8%. Массовая иммиграция увеличила рабочую силу, с добавлением около 50 тыс. человек в 1950 году и 80 тыс. в 1949, что привело к временному росту безработицы в начале 1950-х. В период с 1954 по 1957 год уровень безработицы оставался на уровне 6-7%, что было выше, чем в Канаде, США и Японии.

Общий уровень занятости на осень 1957 года составлял 93,2%, а безработица — 6,8%. Местные уроженцы были заняты на уровне 90,5% и безработицу 9,5%. Ветераны, родившиеся в Европе и Америке, показывали 97,7% занятости и всего 2,3% безработицы, тогда как те, кто родился в Азии и Африке, имели 94% занятости и 6% безработицы. Новые иммигранты из Европы и Америки показывали 93,9% занятости и 6,1% безработицы, в то время как иммигранты из Азии и Африки имели 88% занятости и высокую безработицу на уровне 12%, при этом безработные составляют 39,1% этой группы.

1. Израиль в целом отличался низкой долей занятых в сельском хозяйстве и производстве (аграрном и промышленном секторах) по сравнению с другими странами.

2. Сервисный сектор (услуги, включая персональные и бизнес-сервисы) в Израиле занимал непропорционально высокую долю рабочей силы.

Мы можем заключить, таким образом, что в первые полтора десятилетия жизни государства его создатели достаточно последовательно придерживались “левого мейнстрима”. Частично они были обречены его держаться в силу большого объема приходящих извне средств, которые было нужно осваивать и распределять; и огромного количества мигрантов, которых требовалось минимально адаптировать к государственной жизни и включить в состав израильской рабочей силы – что можно было сделать тем успешнее, чем сильнее был “Гистадрут” - профсоюз, частично выполнявший функционал партии в ленинистских и баасистских государствах.

В то же время идейный императив “левой” - справедливость и равенство - израильские политики от Бен Гуриона до Голды Меир не затащили. Максимально ярко это видно на социальной и политической судьбе мизрахим – евреев, прибывших в молодое государство после насильственного обмена населением между Израилем и едва созданными арабскими государствами. С самого начала существования государства эта этническая группа начинает бороться за свои права.


Мизрахим

Задокументированная история протестов мизрахи в Израиле начинается вскоре после окончания войны с демонстрации иммигрантов из Северной Африки в феврале 1949 года. 23 февраля газета, связанная с Мапаи, "Давар", сообщила о событиях, которые могут быть первой зафиксированной демонстрацией евреев Ближнего Востока в Израиле. На следующий день десятки североафриканских иммигрантов, проживающих в Иерусалиме, устроили акцию протеста у офисов местной муниципальной власти, требуя работы, хлеба и финансовой поддержки. Зрители начали обсуждать, стоит ли поддерживать иммигрантов в их борьбе, что привело к вмешательству полиции для поддержания порядка.

Когда полиция прибыла, мэр Иерусалима Даниэль Аустер встретился с делегацией протестующих. Несмотря на эти встречи, проблемы голода и безработицы, затрагивающие многих мизрахи в иерусалимском сообществе, не были решены. Первое насильственное столкновение между полицией и мизрахскими иммигрантами произошло в конце весны 1949 года. 8 мая несколько десятков голодных и безработных протестующих, покидая Офис занятости в Хайфе, отправились к офисам Еврейского агентства. Когда полиция заблокировала группу, протестующие ранили командира полиции, разгромили помещения и закричали: "Дайте нам жилье и работу!".

Вскоре после начала встречи с делегацией протестующих полиция арестовала восьмерых участников и приказала остальным разойтись. Два арестованных были обвинены в причинении вреда полицейскому, остальные шесть — в нарушении общественного порядка, причинении телесных повреждений, порче имущества и нападении на полицейского. В статье "Давар" о происшествии журналист задал местному главе полиции вопрос о правомерности вмешательства в протест. Многие считали, что вмешательство полиции препятствовало свободе собраний и протестов.


Маабароты как временное решение проблемы жилья

С 1948 по 1951 годы Еврейское агентство (Сохнут) отвечало за предоставление временного жилья тысячам новых иммигрантов. Большинство из них размещали в лагере Ша'ar Ха-Алия на короткий срок, пока не находили более постоянное жилье, зачастую в бывших домах палестинских беженцев. Однако, когда Ша'ar Ха-Алия стал переполнен, в июле 1950 года директора Еврейского агентства перевели 70,000 иммигрантов в маабароты — временные лагеря, где шансы на стабильное жилье были минимальными. Эти «временные» лагеря, созданные для быстрого увеличения еврейского населения, просуществовали до 1960-х годов.

К 1951 году около 50,000 новых иммигрантов пополнили ряды жильцов маабарот. В 123 маабаротах к концу 1951 года проживало 227,000 человек, большинство из которых жили в палатках, и лишь 1,314 построенных домов были сделаны из качественного материала. Даже в 1955 году, спустя пять лет после введения этого «временного» решения, в стране оставалось 55 маабарот с населением более 69,000 человек, большинство из которых жили в палатках.

В это время происходили столкновения между жителями маабарот и полицией, хотя сами протесты против системы маабарот не происходили. Эти конфликты отражали нарастающее недовольство условиями жизни. Одним из наиболее известных инцидентов стали столкновения в маабарах Эйн Шемер в первой половине 1950 года, когда в результате конфликта был убит еврейский гражданин. Эти столкновения были вызваны возмущением религиозных жителей, которые сопротивлялись принудительной секуляризации под воздействием религиозных политических партий, таких как Агудат Исраэль и Мизрахи.

Те, кто не получал религиозных услуг, часто боролись за право на религиозное образование для своих детей. Однако это вело к риску быть обозначенными как экстремисты из-за своего противостояния секулярному характеру государства. Например, в 1950 году Общество триполитанских и бенгази евреев подготовило листовку на языке джудейско-арабских диалектов для жителей маабары Бейт-Лид. Обращаясь к тем, кто «дорог Торе и Закону Моисея», листовка призывала новых иммигрантов требовать от правительства «обучать наших детей исключительно религиозным учениям».


Повседневное ненасильственное сопротивление

Некоторые общины организовывали внутренние восстания в маабарот, в то время как другие решали принести свои протесты в городскую среду, надеясь на более эффективный отклик правительства. В отличие от протестов внутри маабарот, ненасильственные городские протесты представляли собой повседневную форму сопротивления.

Одним из наиболее значительных видов повседневного сопротивления была попытка бежать из удаленных маабар и незаконно занимать центральные городские территории. Несмотря на множество случаев побега молодежи из маабар, акцент делается на организованных усилиях целых семей и общин по избежанию геттоизации. Семьи, покидавшие маабарот, выражали недовольство правительством через письма и публичные протесты.

Полиция негативно воспринимала их поведение с точки зрения международного имиджа Израиля. Одной из серьезных проблем для полиции стало то, что молодежь из маабар спала в коридорах заброшенных зданий, пытаясь найти работу в более развитых городах. Некоторые одиночки спасались на киббуцах и в городах в поисках возможностей, а семьи иногда полностью покидали маабары в надежде на более благополучную жизнь.

Степень сопротивления иногда становилась настолько высокой, что ставила под вопрос лояльность государству. В 1954 году солдат израильской армии дезертировал и сбежал в Египет, утверждая, что дискриминация мизрахи была невыносимой. В другом случае, в 1965 году, пятнадцатилетний подросток из Ашкелона, уставший от бедности, сбежал в сектор Газа, считая, что жизнь там, даже в условиях войны с Израилем, будет лучше, чем в его родном городе.

Когда группа израильских солдат нашла его плачущим рядом с кустом, мальчик сразу же побежал дальше в Газу и спрятался в соседнем саду. Позже группа солдат ООН завоевала доверие мальчика и передала его в полицейский участок Ашкелона.


Вади-Салив и после: восстания Мизрахи, 1959–1966 гг.

Мизрахское движение стало требовать своих прав и отвергать “подачки от европейских хозяев”. Эта тенденция перекликалась с идеями Франца Фанона о черно-белых отношениях после отмены рабства.

Ночью 8 июля 1959 года полиция была вызвана в марокканское кафе для задержания Яакова Акивы Эль-Карифа, который нарушал общественный порядок. Один из выстрелов полицейских случайно ранил его, в результате чего Яаков стал калекой. Этот инцидент вызвал всплеск возмущения и стал отправной точкой восстания в Вади-Салив.
В начале 1970-х годов на общественной сцене появились израильские Черные пантеры (HaPanterim или HaShhorim на иврите). Движение было основано вторым поколением еврейских иммигрантов, проживающих в бывшем арабском районе Иерусалима, населённом мизрахи, в основном из Марокко, называемом Мусрара. Протестное движение началось с серии масштабных демонстраций, на которых собирались десятки тысяч людей. В течение нескольких лет оно приобрело более структурированный характер и разработало политическую программу, что позволило активистам участвовать в выборах в Гистадрут и Кнессет в сентябре 1973 года.

Политическая повестка Черных пантер была сосредоточена на социальных и экономических проблемах, вызванных дискриминацией мизрахи, особенно в сферах жилья, трудоустройства и образования. В отличие от мнения, что приоритетом для израильского еврейского общества должны быть безопасность, активисты пантер призывали к справедливому распределению общественных ресурсов, прежде всего для наименее обеспеченных сообществ, включая не только мизрахи, но и палестинцев. Это было первое политическое движение в Израиле, которое также поддерживало палестинцев, выходя за рамки этнических вопросов. Лидеры движения обратились к историям о подавлении, сравнивая свои борьбу с положением чернокожих в США, режимом апартеида в Южной Африке и палестинским движением, которое они считали еще более трудным, чем у мизрахи. Признание палестинской проблемы стало одним из первых шагов среди этих израильтян к связыванию дискриминации и расизма против мизрахи с военной оккупацией палестинских территорий.

Импульс ему придала, как ни странно, “Война Судного дня”, которая подвела черту под левым сионизмом. Кабинет Голды Меир ушел в отставку, а в 1977 году к власти пришла новообразованная правая партия “Ликуд” под руководством Менахема Бегина: такой долгий ответ на “Альталену”, политически легитимный - и от этого похоронный. “Ликуд” взял свои новые позиции во многом благодаря поддержке мизрахим. Люди, нуждавшиеся в поддержке, которая считается классически левой, увидели вариант успеха в борьбе за свои права через “правую”.
Рувен Абергель, один из основателей и бывший лидер Черных Пантер, говорил:

«Политическая система не позволяет поднять вопрос о мизрахи. Мизрахи застряли в этой ситуации. Они угнетены и всё еще верят, что являются частью системы и правительства. Вот почему, если мизрахи хотят объединиться, их пытаются вытолкнуть. Это немного похоже на инцестуозные отношения. Мы, Чёрные Пантеры, более 40 лет назад пытались вывести их на свет. Мы встретили Чёрных Пантер в Америке и палестинцев в Европе. Мы пытались поговорить с журналистами там. Наша проблема заключалась в том, что наши коммуникации были ограничены, так как мы знали только иврит и не владели другими языками, как ашкеназы. Другим препятствием является то, что мы бедны. У нас нет организационных навыков, как у правозащитных организаций, и мы не получаем деньги от них, как это делают ашкеназы».

Тем не менее, Чёрные Пантеры сыграли важную роль в израильской политике, инициировав политический процесс, который позволил появиться другим протестным движениям в начале 1980-х годов. Одним из таких движений было Движение палат (Охалим), объединяющее местные группы, такие как социальные работники, студенты и актеры театра в Иерусалиме. Оно возникло в 1973 году во время войны на Йом-Кипур и сосредоточилось на улучшении условий жизни в своих сообществах. В отличие от Черных Пантер, Движение палат больше ориентировалось на локальные проблемы, связывая идентичность с местом проживания. Несмотря на это, они продолжали линию Черных Пантер, стремясь расширить понимание маргинальной ситуации мизрахи на все израильское общество. Хотя движение имело связи с Ликудом , они выступали против государственных инвестиций в поселения на оккупированных палестинских территориях в ущерб беднейшим районам.

Если между подрывом “Альталены” и победой “Ликуда” прошло 19 лет, то симпатии и плотные связи представителей мизрахи с правыми сохраняются уже под полсотни лет. Мизрахи-активист, работающий в правовом центре, управляемом палестинцами в Израиле, Адалаh – Правовой центр прав арабских меньшинств в Израиле:

«Мизрахи видят левую сторону как ашкеназскую. Они воспринимают академическую среду как ашкеназскую, потому что только когда мизрахи станут частью руководства левой стороны, люди, возможно, начнут по-другому говорить об этих вопросах. Левые говорят о прекращении оккупации, но при этом ничего не говорят о привилегиях, мизрахи или эфиопцах. Нельзя быть слепым к цвету кожи. Именно левая сторона совершала преступления против мизрахи, и когда в начале кто-то сказал вам, что вы будете на дне, вам пришлось как-то подняться. Правая сторона помогает вам подняться с националистическими ценностями. Левой стороне очень легко принимать универсальные ценности, когда они уже имеют всё, все привилегии. Люди на низших позициях каким-то образом должны иметь свою идентичность, поэтому их идентичность становится более националистической или религиозной, или и тем, и другим. Во многом массовая поддержка мизрахи правой стороны является частью их ситуации; это тот ресурс, который у них есть». [Мехагер 2016].

Таким образом, после великого левого начинания сороковых социально-политический ландшафт Израиля четко делится на два фронта: политический активизм в основном контролируют левые ашкенази, тогда как за социальные протесты ответственны главным образом мизрахи, например, движение одиноких матерей Эм Хадорит.

Ашкеназы-левые, как правило, предпочитают национальное самоопределение через призму «израильтянина», игнорируя свою этничность, в то время как мизрахи осознают свою борьбу как борьбу меньшинства, которое сталкивается с системной дискриминацией.

Меньшинство, которое, казалось бы, по всем внешним параметрам заслуживает опеки от левых, тянется к иным отверженным: в 2015 году появляется движение Mizrahit Meshutefet, опирающееся на плотное взаимное партнерство мизрахим и палестинцев.
Абрис итогового положения левых, правых и мизрахим приводит политчиеский активист Сигал Харуш Йеханатан:

“В Израиле левая сторона очень высокомерна. Это буржуазная левая сторона, а не истинная левая. Они говорят вам, что выступают против оккупации; но то, что делает Израиль по отношению к палестинцам, не является гуманным, на самом деле это расизм. Настоящие мизрахи это понимают и не хотят быть похожими на них, поэтому они переходят на правую сторону. По этой причине правая сторона в Израиле более демократична. Ликуд более демократичен, чем Лейбористская партия и Мерец, так как в Ликуд входят многие мизрахи и они представлены в Кнессете”.

О чем говорит эта история?

О том, что Левиафан после своего создания обретает свою жизнь, малозависимую от того, что было вложено в него создателями. Сохраняя базовые установки, позволяющие государству функционировать, Левиафан чутко реагирует на социальные запросы и эта реакция может быть неожиданна: например, она садит “старых левых” в репутационную лужу, показывая сплоченный лагерь идеалистов в качестве привилегированного сословия - цепляющегося за власть, передающего привилегии по наследству.

В то же время собственно “долгая воля” людей, начинающих путь с попыток написать свои цели на бумаге - меняет мир, хотя ради такой перемены человеку и приходится нередко отказаться от самого себя.
Политическая фабула этой истории тоже дает неплохой урок: политчиеский субъект зависит от обстоятельств своего становления больше, чем от универсальных идей, за ним стоящих.

Израильские левые были борцами за универсальные ценности и принципы: когда смотришь их биографии, складывается ощущение, что создатели СССР и создатели Израиля - это люди одной среды, просто пошедшие разными дорогами.

Но социально создатели Израиля - ашкенази из Европы и США, а создание государства проходило в контексте тяжелого конфликта с арабами. Их происхождение и радикальность их национализма помешали дать должную поддержку, казалось бы, идеальному клиенту мировой левой: этнически обособленной, плохо образованной и не имеющей за плечами устойчивой собственности общине.


Александр Давыдов


[автор проекта «Острог»]

Все блоки
Обложка
Заголовок: средний
Лид
Текст
Фраза
Изображение
Галерея
Линия
Zero
Обложка: заголовок, подзаголовок и раздел
Лид (вводный текст)
Текст
Изображение
Текст
Изображения в две колонки
Текст
Изображения в три колонки
Текст
Изображение
Текст
Текст
Изображение
Текст
Изображение
Текст
Короткая линия
Текст