header
Дарья Козеко
Пограничность заграницы
(о лиминальности эмиграции)
Наш колумнист Дарья Козеко, успевшая в своё время и закончить Йельский университет, и солидно пожить в военном Донецке 2022-го года, через призму личного опыта и антропологических наблюдений рассуждает о лиминальности эмиграции до и после февраля 2022-го.
Нормально. Лиминально
Летом 2021 года ко мне в гости в Москву прилетела “Полина”, подружка из Йельского университета. За год до того мы обе закончили наш колледж. То было начало ковида, и под грохот захлопывающихся границ весной четвёртого курса мы приняли решения, во многом определившие наш последующий путь. Полина, на тех каникулах летавшая домой в Санкт-Петербург, в последний момент вернулась обратно на Восточный берег. Я эвакуировалась в Москву, лихорадочно уверившись, что началась мировая война – о чём с Красной Пресни Полине и писала. Она ответила меланхолично: “война войной, но работу мне искать как-то надо”.

Так как-то и разошлись наши жизненные, как оказалось спустя пять лет. Но тогда, летом 2021, мы увиделись в столице. Сидели под высокими потолками хинкальной на Неглинной, попивали Боржоми из толстостенных стеклянных бокалов и болтали о жизни. Точнее, о вещах, которые для “Полины”, после выпуска из вуза проработавшей год в юридической фирме на Манхэттене, были куда более актуальны, чем для сидевшей в Москве без институционально закреплённой работы меня.

Мы говорили о перелётах, выборах международной магистратуры, работах где-то за границей. Кэмбриджи, синк-тэнки, пи-эйч-ди, оу-пи-ти, эйч-ван-би, ди-эйч-эл. Эта позиция – сидеть в кафе, обсуждать визы и самолёты – ныла у меня под ложечкой ностальгическим обещанием и вызывала желание потянуть момент. Моя профанная, разбалансированная жизнь в родном городе казалась чистилищем, а пограничное, международное существование – полуразмытым воспоминанием о том, как приятен такой режим жизни. И напоминанием о том, что такая жизнь является нормальной.

Миграция сама по себе помещает тебя в пограничное состояние; тем более межкультурная, тем более с пересечением классовых и государственных границ. Долгое время – кто-то и всю жизнь – ты живёшь в разрыве между тем, кем ты являешься для самого себя, и окружающим миром, полноценной частью которого ты ещё не являешься. Между своим предыдущим опытом и новым чужим. В этом промежутке формируется срединный, маргинальный опыт, который вскоре начинает перевешивать и прошлое-внутреннее, и новое, внешнее.

Перещёлк, произошедший у нас с Полиной в хинкальной, и происходил в языковом поле мигранта – лиминальном, “между”, не-там-и-не-там. И касался прежде всего этого поля. Приправленный рунглиш-суржиком, он переносил для нас некое тайное знание – и по своей форме, и по содержанию.

Знания о выживании в средней позиции и в другой культуре казались эзотерическими и престижными сами по себе. О перемещении между континентами и международной работе – тоже. Это казалось натуральным следующим звеном карьерной цепочки “глобального мира”: достаточно просто международно бомжевать, чтобы стать кем-то интересным, и приобрести даже классовый статус, отличный от той банальщины, в которой ты вырос.

Во многом такая эмиграция эпохи до двадцатых годов является просто выражением колониальной структуры. Мы с Полиной уезжали переламываться через колено, чтобы стать колониальными менеджерами среднего звена. Но в ситуации, где Родина кажется лишь полным аборигенов сырьевым придатком, который находится под внешним управлением, даже уехать в какую-нибудь Прагу или получить образование в Финляндии кажется выходом с нижней ступеньки колониальной лестницы.

Естественно, такая стратегия и сопровождающие её практики автоматически приобретают (никчёмный) флёр элитарности. Здесь важно также отметить, что при пограничности этого опыта о самом этом опыте, как он есть, информации даже в моё время (середина десятых) было не так много. Тогда ещё не было массовых ютуб-каналов или рилз-блоггеров про бытие беженкой в Испании. Сам опыт переезда оставался мистическим. Чем-то, что оставалось наедине с человеком, даже при формировании диаспор и массовой миграции девяностых; чем-то, о деталях чего узнавали родственники дома лишь в телефонных звонках. Чем-то, информация о чём получалась из аналогично эзотерических источников: оборванных текстовых дневников на полуанонимных сайтах, странных паст, переданных из третьих рук разговоров.





Лиминально. Нормально
После 2022 года такая эмиграция, – эмиграция по причинам менее экономическим, и более аффективным, – потеряла флёр элитарности. С уходом западных компаний разрушилась и колониальная структура, в которой опыт жизни за рубежом бы был важнее опыта на родине, и некоторые оковы колонизации уже ментальной. Были развенчаны иллюзии о том, что за рубежом в принципе хоть как-то лучше, чему сильно поспособствовали и те же мигранты. К тому же массово оказалось, что уехать в принципе может кто угодно, хотя бы в так называемые республики бывшего СССР. Да и тот же европейский паспорт, в принципе, более чем доступен.

Доступность жизни за рубежом в двадцать первом веке и не была особой тайной. Въезд в Грузию никогда не требовал визы, и уже в десятых годах в Тбилиси отдыхали прото-релоканты. Программы выхода на ВНЖ были также доступны – местами даже больше. Парадоксально, но с распространением удалённой работы, вызванной нарушившей ритм свободного глобального перемещения реакцией на пандемию ковида, переезд в другую страну стал ещё проще; релокация превратилась в политизированную индустрию.

Помимо профанизации этого опыта волна миграции 2022-2023 годов предлагает нам также потребительское отношение к принимающей стороне. Уехавшим из-за политических причин (под этим зонтиком объединим как можно широко всех релокантов) часто всё равно, в какой стране оказываться. Для айтишников, ранее спокойно сидевших в российских городах, переезд. Такие практики среди тех же айтишников были распространены и раньше – вспомним зимовки в Таиланде, квартирки в Тбилиси – но из-за привлечённого к нынешней волне миграции внимания сам консьюмеристский подход к месту проживания тоже становится прозрачен.

Прозрачен стал и банальный факт: эмиграция – это очень скучно. На физиологическом уровне переезд в другую страну – это, по большей части, всегда один и тот же опыт: организм и психика испытывают тяжелейший стресс и пытаются его компенсировать подручными методами. Я видела в телеграме комментарии от эмигрировавших украинок, где они пользовались буквально теми же словами, которыми я в своё время пыталась объяснить не понимающим меня москвичам, почему в эмиграции было так тяжело. “Это как будто тебя выдернули из земли и кинули на новую – приживайся”.
Мы наблюдаем, пожалуй, самую задокументированную волну массовой миграции в истории – задокументированной от первого лица. И так мы можем постоянно наблюдать эффекты связанного с эмиграцией культурного шока.

Мать-одиночка, от тоски, одиночества и психических травм отожравшаяся где-то в Польше и транслирующая в рилзы своё похудение; оказавшаяся в Австралии ходящая под уголовкой бывшая “политикесса”, показывающая в сториз, как выращивает кабачки. Практики заземления, депрессии, алкоголизм, переедание. Все эти эффекты транслируются нам без особой вербализации опыта, раз за разом.

В своей эмиграции я прочитала залпом книгу Евы Хоффман “Трудности перевода: жизнь на новом языке”. Автобиографический роман про переживание эмиграции из Восточной Европы, зафиксированный как раз на почти физиологических, близких к телу переживаниях сменившего почву человеческого растения. При всей огромности переживаний и личной трагедии крупного переезда для человека, все эти переживания оказываются одинаковыми и до невозможности банальными. Хоффман формулирует это так: “Драма межкультурного столкновения, повторённая достаточно много раз, превращается в фарс”.

Именно это мы и наблюдаем в бесконечных нарративах современной массовой миграции. С прозрачным повторением одних и тех же аккордов культурных шоков нам всем становится смешно; мы превращаемся в государствообразующий канал “Жизнь насекомых”. Личная драма драма уехавшего превратилась в фарс бесконечных тбилисских тредов. You can never go abroad again.

Автор:
Дарья Козеко
Подписывайтесь в Телеграме на Лиминаль и на канал Дарьи
Все блоки
Обложка
Заголовок: средний
Лид
Текст
Фраза
Изображение
Галерея
Линия
Zero
footer
Обложка: заголовок, подзаголовок и раздел
Лид (вводный текст)
Заголовок и текст
Заголовок и текст
Короткая линия
Узкий текстовый блок
Текст